Пресс-дайджест
Четверг 28 Марта 2024г.
Архив
Поиск
Версия

Экипаж самоходной баржи «Т-36» 49 дней находился на грани выживания

Более полутора месяцев продолжалась невероятная одиссея четырёх солдат-срочников, которых в январе 1960 года унесло на самоходной барже в Тихий океан. Однако члены экипажа абсолютно не приспособленного для плавания в открытом океане судёнышка «Т-36» сумели дождаться спасения и выжили. Запас воды и еды, имевшийся у них на борту, был рассчитан лишь на трое суток, но советские военнослужащие сумели совладать и с этой проблемой.

Без преувеличения мировыми знаменитостями выпало стать Асхату Зиганшину, Ивану Федотову, Филиппу Поплавскому и Анатолию Крючковскому. Первый был младшим сержантом и старшиной судна, остальные – рядовыми. Службу они несли на Итурупе, крупнейшем из Курильских островов. Их служба состояла в том, чтобы с помощью баржи разгружать большие корабли снабжения, не имевшие возможности подойти к берегу вплотную. Ко времени, когда случилось чрезвычайное происшествие, «Т-36» уже ждала зимовки на суше. Но 17 января 1960 года был отдан приказ ещё раз спустить баржу на воду – требовалось разгрузить рефрижератор с мясом. Для этого экипаж получил полторы тонны дизельного топлива и трёхдневный запас воды и продовольствия. Вообще-то на судне полагалось держать неприкосновенный запас на 10 суток, но в ожидании зимовки его уже перенесли в казарму.

В ночь с 17 на 18 января (в это время баржа стояла на рейде, пришвартованная к бочке) поднялся шторм. К утру он усилился, оборвав трос, крепивший «Т-36» к берегу. Разбушевавшаяся стихия подхватила баржу как щепку, погнала судно вдоль острова, а после унесла его в просторы Охотского моря.

Первые три часа потерпевшие ещё переговаривались с сушей, но позже связь пропала. Баржа настойчиво пыталась вернуться, однако ветер, как нарочно, был отжимной, то есть дул с берега. Около 19 часов ветер наконец переменился, но не в пользу экипажа. Согласно приказу командования «Т-36» стала огибать остров вдоль восточного побережья. Однако теперь её и вовсе понесло в открытый океан.

Мотористы Крючковский и Поплавский доложили Зиганшину, что топливо на исходе. Старшина принял решение попытаться выбросить судно на сушу. Баржа на всей скорости понеслась к песчаному берегу залива Касатка, однако столкнулась со скалой Чёртова сопка и получила пробоину – вода стала наполнять машинное отделение. До берега оставалось совсем немного, но тут закончилась солярка и заглохли двигатели. Судно вновь понесло в океан, а экипаж бросился в машинное отделение – откачивать воду и латать пробоину. И всё-таки парням повезло – уцелели герметичные резервуары по бортам баржи, выполнявшие функцию поплавков. «Т-36» осталась на плаву.

В любом случае теперь уже невозможно было спастись собственными силами. Оставалось ждать помощи. Солдаты не сомневались, что их уже ищут и обязательно найдут. Главное – выжить до того, как это случится. Первым делом экипаж провёл ревизию имевшихся на борту продуктов. Их было негусто – буханка хлеба, банка жира, килограмм крупы и два ведра картошки, причём последняя рассыпалась по полу и оказалась залита соляркой. Но самое неприятное заключалось в том, что во время шторма треснул пятилитровый бак с питьевой водой. Таким образом, единственная пресная вода, оставшаяся на борту, была технической, предназначенной для охлаждения дизелей. Она имела ржавый цвет и металлический привкус, но выбирать не приходилось.

Возможно, солдаты, никак не ожидавшие, что их дрейф затянется почти на два месяца, расправились бы с припасами гораздо раньше, а значит, неминуемо бы погибли. Однако кто-то из экипажа нашёл в рубке обрывок газеты «Красная звезда». Там они прочитали: СССР собирается проводить в определённой части Тихого океана запуски ракет, а посему до начала марта в этой зоне запрещено появляться любым судам. К заметке прилагалась соответствующая карта. Проведя расчёты, солдаты посчитали, что их баржа дрейфует как раз в «запретный» регион.

Потому воду и продукты было решено растянуть на максимально длительный срок. Сперва солдаты ели только раз в сутки – каждому доставалась кружка супа, сваренного из пары картофелин, ложки жира и щепотки крупы. Воду пили по 3 раза в день – мерой служил маленький стаканчик из набора для бритья. Через неделю этот рацион был существенно урезан. Теперь экипаж питался супом, сваренным всего из одной картофелины, причём уже раз в двое суток. Реже стали пить и воду.

Продовольствие полностью закончилось 23 февраля. Неоднократные попытки поймать рыбу не увенчались успехом, отчего пришлось искать съедобный материал среди имеющихся вещей. Были сварены и съедены кожаные ремни и ремешки от часов. С трудом, но съели и сапожную кирзу. Чтобы проваренные, а потом и прожаренные кусочки кирзы можно было бы проглотить, их обмазывали солидолом. На этом фоне показались деликатесом полоски бараньей кожи, которыми были оклеены меха имевшейся на борту гармони. Обнаружился и способ пополнять запасы воды – когда шёл дождь, солдаты стелили на палубе простыни, из которых потом отжималась драгоценная пресная жидкость.

Не меньшей проблемой стали дрова для растопки стоявшей в кубрике печки-буржуйки. Пришлось постепенно сжечь два деревянных топчана, спасательный круг и всю ветошь, которая имелась на борту. Здесь главным спасением стали автомобильные шины, висевшие по бортам в качестве причальных кранцев. Кромсание этих шин до состояния «дров» в какой-то момент оказалось основным занятием экипажа – за несколько часов работы нож углублялся в покрышку лишь на пару сантиметров.

Как говорили потом сами потерпевшие, спасло их именно то, что на протяжении дрейфа всегда было что делать – хотя бы поочерёдно дежурить в рубке на случай, если в пределах видимости покажется какое-нибудь судно. Тем более что толком спать на борту всё равно было невозможно – баржу почти непрестанно мотало из стороны в сторону. И всё же силы неминуемо иссякали. В последние дни своего хаотичного плавания сослуживцы уже еле могли подняться на ноги, их одолевали слуховые галлюцинации.

Потому за галлюцинацию был сначала принят и шум мотора, раздавшийся 7 марта над головами измождённого экипажа. Но поскольку этот шум не утихал и его отчётливо слышали все четверо, то один за другим они почти ползком стали подниматься на палубу.

В небе над ними кружил самолёт – как выяснилось позже, это была патрульная машина американского авианосца «Кирсардж», направлявшегося из Японии в Сан-Франциско. Убедившись, что на барже живые люди, лётчик развернулся, а через некоторое время над «Т-36» зависли два вертолёта. С помощью люльки советские солдаты были благополучно в них погружены и вскоре доставлены на борт «Кирсарджа».

Спасители подоспели как нельзя вовремя – к моменту появления американцев у экипажа «Т-36» оставались лишь три спички и полчайника воды. В лучшем случае солдаты протянули бы разве что до 52-го дня дрейфа.

Первые интервью американским журналистам советская четвёрка дала ещё на борту авианосца. По прибытии в Сан-Франциско представители прессы уже не давали спасённым прохода. Меньше всего эти простые советские ребята могли ожидать всемирной славы, но именно она свалилась на них в тот счастливый март 1960 года.

Возвращаясь в конце месяца на Родину, парни с «Т-36» уже рассчитывали вздохнуть свободно, но не тут-то было – в Москве их ждал ещё больший ажиотаж. Центральные газеты отводили целые полосы под живописание случившегося. Злоключение, выпавшее на долю служивых, повсеместно называли подвигом, а их самих – героями. Четвёрку торжественно наградили орденами Красной Звезды, после чего восславили в стихах, песнях, книгах и фильмах.

До общей передряги у каждого из четверых были свои планы на жизнь, но после незабываемого дрейфа (а главное, последовавшего чествования) трое из них связали свои судьбы со службой в Военно-морском флоте. Только Иван Федотов, который призывался с Дальнего Востока, не стал поступать в училище ВМФ в Ломоносове, а уехал к семье. Его местом работы стал гражданский речной флот.

Все четверо фигурантов «эпопеи» спокойно и без трудностей дожили до 60–80 лет, но в последние годы откровенно говорили о том, что лучше бы в их жизни никогда и не было пресловутого океанского приключения. Лишь Асхат Зиганшин за два года до смерти сказал, что выживание в океане стало для него самым ярким событием, которое целиком всё перевернуло.