Поэт Иван Приблудный стал прототипом булгаковского героя

Все знают поэта Ивана Бездомного – героя булгаковского романа «Мастер и Маргарита». Но лишь немногие сегодня помнят о его прототипе – писателе Иване Приблудном. Хотя в 1920-х годах его имя было у всех на устах, сначала как друга Есенина, а потом как его поэтического наследника. А ещё Приблудный вошёл в историю как один из вероятных авторов знаменитой «Мурки».

По-настоящему литератора звали Яковом Овчаренко. В 1920 году, будучи 15-летним парнем, он покинул родной дом и примкнул к 17-й кавалерийской дивизии Червонного казачества под командованием Григория Котовского. Там к юному ездовому приклеилось прозвище Приблудный, которое затем стало его литературным псевдонимом.

Ездовым подросток прослужил недолго. В 1921 году был дан приказ о демобилизации из Красной армии малолетних бойцов. Начальник особого отдела дивизии Иван Крылов направил Якова в Москву с рекомендательным письмом к своему другу Григорию Беленькому, секретарю Краснопресненского райкома. Приблудный уже тогда активно писал стихи и потому был определён в интернат для одарённых детей в Серебряном Бору.

Одарённость юноши отмечали все знающие люди. В 1922 году знаменитый поэт Валерий Брюсов принял Якова в возглавляемый им Высший литературно-художественный институт. Во время учёбы Иван (его теперь называли только так) сблизился ещё с одним корифеем – Сергеем Есениным. Старший товарищ характеризовал Приблудного словами «замечательная стерва и талантливый поэт». А ещё говорил, что если Иван «сохранит себя как поэт, то будет сильнее меня».

Михаил Булгаков не зря дал фамилию Бездомный своему герою, отчасти вдохновлённый образом Приблудного. Реальный Иван и был самым настоящим бездомным. До конца дней он не обзавёлся ни собственным жилищем, ни каким-либо имуществом. Правда, в пору своего трёхлетнего брака Приблудный был прописан в квартире родителей жены. Но и там появлялся нечасто, по привычке предпочитая дневать и ночевать у многочисленных друзей или просто отзывчивых знакомых.

О неприкаянности будущего мужа студентка брюсовского института Наталья Зиновьева знала с первых дней знакомства. «Многолетние скитания по дорогам горевшей в огне Гражданской войны Украины не приучили Ваню к систематическому труду, – вспоминала женщина. – Лекции он посещал те, какие ему захочется, экзаменов не сдавал вовсе. Но из института его не исключали. Брюсов понимал, что писать он будет, и стремился дать ему возможность получить знания тем способом, какой ему доступен».

Такой линии поведения Приблудный придерживался и впоследствии. Вёл безалаберную жизнь и сводил концы с концами лишь благодаря окружающим, считавшим себя обязанными помогать талантливому автору. Талант действительно был налицо. Но всё равно в массовый обиход стихи Ивана, в отличие от тех же есенинских, не попали. Исключением можно считать знаменитую песню «Мурка», автором канонического текста которой будто бы является как раз Приблудный. Эта версия широко распространена, но не доказана. Косвенным свидетельством могут служить показания писателя Евгения Пермяка, которые он дал НКВД в 1937 году. По его словам, Приблудный «популяризировал уголовную романтику, составляя и редактируя песни уголовного содержания». Правда, в качестве примера Пермяк назвал не «Мурку», а другой блатной шлягер – «С одесского кичмана».

В 1926 году Приблудный женился на бывшей однокашнице. К сожалению, неприспособленность Ивана к быту в сочетании с любовью к разгулу заставили Наталью Зиновь­еву уже в 1929 году подать на развод. Однако настоящие беды ждали поэта впереди.

Ещё до женитьбы Приблудный согласился стать секретным осведомителем ОГПУ. Впрочем, никакой информации в ведомстве от него так и не дождались. В 1931 году чекисты потребовали у поэта «разоблачить» своих товарищей по литературной группе «констромольцев», собравшейся при журнале «Красное студенчество». Приблудный вновь дал отказ и был привлечён к ответственности за «систематическое уклонение от работы секретным сотрудником». На допросе поэт привёл в своё оправдание следующий довод: «По моему мнению, ОГПУ преувеличивает политическое значение отдельных поступков или высказываний тех или иных лиц, если эти поступки или высказывания политически нелояльны. Если бы я работал, то я бы чувствовал себя ответственным за то, что какое-либо сообщённое мною в ОГПУ заявление или поступок такого характера кого-либо из моих друзей или знакомых послужил бы причиной ареста или даже приговора над этим лицом».

Но «констромольцев» разгромили и без него. После чего вменили Ивану в вину ещё и членство в «ликвидированной антисоветской литературной группировке», в связи с чем на четыре года выслали в Астрахань. Куда более серьёзные обвинения инкриминировали Приблудному в 1937 году, когда он уже вновь жил в Москве. На сей раз НКВД объявил о ликвидации «террористической группы из среды поэтов». Вместе с Иваном там якобы состояли его друзья – писатель Павел Васильев и сын Есенина Юрий. Все они, как говорилось в отчёте НКВД, «ставили перед собой целью совершение террористического акта против т. Сталина».

О самом Приблудном в том же документе говорится, что он «высказывался среди окружающих с контрреволюционных троцкистских позиций, заявляя, что в стране царит полицейский террор». Приводился пример такого высказывания: «Вождю сначала надо было, чтоб политбюро было чистым. Он убрал лишних и для него вредных. Затем ему понадобилось прочистить весь ЦК. Затем ему надо было, чтобы весь актив был за него. Выслал, вычистил, обвинил. Наконец, он взялся за всю партию. А теперь ему надо прочистить столицу, чтоб остались лишь одни лояльные бухгалтера».

Приблудный на допросах вёл себя мужественно. Отрицал все обвинения и не очернял своих друзей. Увы, последние оказались не такими стойкими. Васильев охарактеризовал Ивана как «злобного, контрреволюционно настроенного к советской власти человека», который к тому же толкал его «на путь террора». На этом фоне показания вышеупомянутого Пермяка, проходившего по делу свидетелем, выглядели почти невинными: «Хулиганство Приблудного носило осмысленный характер и перерастало в контрреволюционные поступки – издевательства над бюстами вождей, осквернил непристойными действиями портрет тов. Ворошилова, выдавал себя за агента НКВД и др.».

Активнее всех Ивана оговаривал Юрий Есенин: «С целью дискредитации руководства партии и правительства Приблудный издевательски, в явно контрреволюционном духе произносил сталинские слова о зажиточной жизни, о проявлении заботы о человеке, а недостатки и ошибки отдельных организаций представлял как ошибки руководителей партии и страны». А ещё Приблудный будто бы добивался того, чтобы сын знаменитого поэта «осуществил теракт против руководителей страны». И в довершение всего – уговаривал Есенина-младшего сбежать за границу, дабы заниматься там шпионажем и продажей государственных секретов.

Конечно, весь этот вздор Юрий Сергеевич молол не без причины. Коминтерновец Иосиф Бергер, сидевший с отпрыском классика в одной камере, вспоминал: «Следователи ловко «вытрясли» его, уважительно поминая отца и заставляя его поверить, что сыну Есенина не позволят сгнить в тюрьме. Но при одном условии: всё рассказать перед трибуналом и повторить свои показания на очных ставках. Потом ему предложили подписать показания: в числе виновных значился и он. Он вернулся к нам в камеру, обливаясь слезами; когда он напомнил следователям их обещания, те ответили, что их долг – стоять на страже государственной безопасности».

Приблудный лучше всех осознавал безнадёжность своего положения. Сломить его не удалось, казалось даже, что поэт в какой-то степени наслаждался происходящим. «Каждый раз, когда заключённым давали бумагу для заявлений, Иван писал на имя Ежова издевательские заявления в стихах», – отмечала Наталья Зиновьева. Бывшую супругу литератора, общавшуюся с ним вплоть до последних его дней на свободе, обвинили в «недоносительстве о террористической деятельности» и осудили на восемь лет исправительно-трудовых лагерей.

Павла Васильева расстреляли в июле 1937 года. Юрия Есенина и Ивана Приблудного – чуть позже, в один и тот же августовский день. В 1956 году всех троих посмертно реабилитировали за отсутствием состава преступления.